Соборная площадь, 19

Вообще она всегда была Советской площадью, 19, потом она называлась Соборная площадь, а сейчас откуда‑то «Посадский переулок», если, например, таксисту говорить. А вообще, если по прописке смотреть, – у меня сын недавно там прописывался, его прописали «Соборная площадь, дом 19», никакой не Посадский переулок.

А так разные, конечно, люди были, но в основном народ там у нас жил непьющий, все жили довольно‑таки дружно, старались помогать друг другу. К дедушке всегда относились очень уважительно, наверное, в те времена всё‑таки чтили, что он был участником войны, тем более звание у него было такое – Герой Советского Союза.

Дедушка мой, Самохин Анатолий Николаевич, очень скромный был человек, он ничего никогда не просил ни для себя, ни для своих родных и близких. Даже когда он умер и пришли представители военкомата и увидели, в каком состоянии у нас потолок (ну, дом потому что старинный, штукатурка обвалившаяся), они, конечно, пришли в ужас от того, в каких условиях жил Герой Советского Союза. Хотя он в своё время (я бумаги разбирала, нашла его письма, обращения), когда приехал жить в Рязань, а это 1959 год, несколько раз обращался в нашу администрацию – просил определение ему отдельного жилья, потому что, по сути дела, он жил со своей тёщей. Но ему отказывали. Так и прожил всю жизнь он в этом доме.

Дедушка был очень рукастый, он вставал в 5 утра каждый день и ходил гулять с собакой в сквер напротив 4-й школы. У нас был огромный пёс, порода была померанский волк. Это был представитель уже третьего поколения породы. Дедушке, когда освобождали Австрию, там подарили щенка из королевской псарни. Порода – померанский волк. И кому‑то ещё из командования подарили. Получилось, что они разнополые. И пока было возможно, они поддерживали породу. В общем, я застала 3‑го представителя. Как сейчас помню, их называли: Машка, потом была Майка, а я застала Тимошку. Он был огромный, чёрного цвета, очень похожий на немецкую овчарку, но намного крупнее. Деда с его собакой все милиционеры знали. Потому что второй раз он гулял часов в девять вечера. Это сейчас весь сквер вырубили, а тогда сквер был весь заросший, и много раз дедушка, гуляя с собакой, спасал женщин, потому что милиция на тот момент у нас «гуляла» только там, где горели фонари, а где кусты, там их и в помине не было.

Ну, а утром, после того, как возвращался, он всегда приходил в сад, в саду у него стояла беседка, в ней был верстак, огромное количество разных инструментов, и он занимался там своими делами: что‑то конструировал, что‑то делал или ухаживал за садом. Часу в десятом приходил домой, бабушка его кормила завтраком, потом он переодевался и шёл в Дом офицеров. Он был членом Общества военных охотников и рыболовов, там у них свои дела, там они то питание собирали для зверушек, чтобы егерю отнести, то ещё какие‑то вопросы решали. Потом, когда он заканчивал, приходил домой.

Он очень любил читать, но по­том он опять шёл в сад, делал какие‑то дела. Зимой он всегда снег вывозил. Как сейчас пом­ню, у него были огромные сан­ки, лопата, зимы были снежные, он какими‑то очень интерес­ными квадратами вырезал снег и отвозил на санках в сад, тер­ритория вокруг дома была всег­да очищена.

В нашем доме всегда жили со­баки и кошки. И никто не жил на улице, все жили только дома как члены семьи. Собаки ко­шек не трогали, даже соседские кошки ходили к нам как до­мой. Всегда были именно кош­ки, котов моя бабушка никогда не заводила. А когда я была ма­ленькая, бабушка мне птичек покупала, и белка была. Она, помню, все руки искусала всем, когда мы решили навести поря­док у неё в клетке. И был у нас огромный аквариум с рыбками.

Ну а так дедушка ездил на охо­ту, все его друзья были охотни­ки и рыболовы. Ну, а у бабушки были свои подружки. Часами разговаривали по телефону, очень любили ходить друг к дру­гу в гости. Так что поход в гости или «приём» гостей бывали чуть ли не еженедельно. Люди всё были интересные, все со своими историями.

Во дворе у нас был сад, моя бабушка она очень любила цве­ты, у нас в саду никогда не было никаких овощных культур, у нас были только замечательные цветы. Она тратила безумные деньги на всякие эти лукович­ные, тогда только появились голландские тюльпаны, она хо­дила куда‑то к поезду, где‑то с кем‑то договаривалась, спи­сывалась, и ей привозили вот эти луковицы. Ну, она могла себе позволить, потому что у дедуш­ки как у Героя Советского Союза была пенсия 250 рублей, обыч­ные люди не смогли бы себе по­зволить такое. И вот когда к ней приходили, зная, что у неё всег­да шикарные цветы, кустарни­ки, деревья фруктовые, и про­сили: «Нина Александровна, пожалуйста, продайте нам», – она срезала цветы и дарила их. И говорила при этом: «Деньги мне не нужны, но прошу вас, больше не приходите ко мне, я цветы выращиваю не для про­дажи, а для души, меня радует, что они у меня растут».

В саду у нас была беседка, ди­ван, и мы практически все дни были там, если это было лето и мы не ходили на пляж.

А на пляж мы ходили через пон­тонный мост у кремля лугами, тогда был проход на старый пляж. Мы собирались утром большой компанией и шли на Остров, там был магазин, мы покупали пече­нье, конфеты-карамельки и си­тро и шли на целый день на пляж. Т. е. мы, девчонки, с нами всегда были мальчишки, и взрослые нас всегда отпускали, не беспокои­лись, что что‑то может случить­ся, потому что нас была большая куча, все мы были очень друж­ные.

В карты очень любили играть, ну, когда помладше были, играли в прятки, испорченный телефон. У нас около дома раньше было крыльцо. И вот на этом крыль­це мы всегда сидели. Всегда со­бирались, бабушка у меня очень строгая, она мне разрешала, но только «если сидеть около дома», и она всё контролирова­ла. Летом было открыто окно, мы ставили сетки, чтобы было теплее в доме и в то же время он проветривался. И вот тогда можно было до половины де­сятого побыть летом на улице, но сидя на этом крыльце, чтобы «всё было под контролем».

Людмила Трыкина